У меня ехала крыша. Я начала думать, что у него есть брат-близнец, с которым они меняются местами. У меня не укладывалось происходящее в голове.

В какой-то из последних циклов у нас была сессия, за которую моя любимая тер, если бы она это все лицезрела бы, отхлестала бы меня ссаной тряпкой. Она человек мирный, рациональный и уравновешенный, но за ту сессию я бы точно отхватила, именно ссаной тряпкой.

Сессия до нее была плохой. Он опять все забыл и сидел так, словно прошлая сессия никогда не случалась. У нас был ритуал, который я показала ему в начале терапии, и он выразил готовность в нем участвовать. Ритуал этот мне любимая тер предложила в свое время — держать во время сессии веревочку. И если мне надо почувствовать, что она, тер, со мной, я за веревочку дергаю и физически ощущаю ее на той стороне. И когда любимая тер хотела вывести меня из диссоциированного состояния или напомнить, что она рядом, то за веревочку дергала она.

Дэниел от идеи с веревочкой пришел в восторг. Оказалось, он что-то похожее делал, только использовал для этого пряжу. Хобби у него — крючком вязать. Я купила веревку нужной мне расцветки, аж с другой стороны океана заказывала.

Про веревку я ему сказала:

— В начале сессий держите ее и передавайте мне ее второй конец. Так я буду знать, что даже если вы в астрале, ваше намерение — держать со мной коннект. Ваш жест будет это символизировать.

Но с веревочкой было точно также, как и со всем остальным — то он ее передал с радостью, то не передал вообще, то спрашивать начал, хочу ли я ее, то он ее вообще в рюкзаке забыл. У веревочки была и цифровая версия — кодовое слово, отправляемое смской, мы с любимой тер так тоже делали, и она других терапевтов этому приему учила. Когда мне надо было почувствовать между сессиями, что она со мной, я отправляла ей кодовое слово, и она отвечала мне тем же кодовым словом, что означало «Да, я с вами». И единственное, что у Дэниела за пять месяцев работы со мной вышло хорошо и без перебоев — это эти самые смски. Я отправляла ему одну смску в день и он всегда на них отвечал в тот же день, ни разу не забыв.

Возвращаясь к сессии, за которую я получила бы тряпкой. На предыдущей сессии он веревку забыл, что выбесило меня окончательно. Между сессиями я впервые не отправила ему ни одной смскки.

И на следующем сеансе я впервые увидела злого Дэниела. Видно было, что он кипит, хотя вовне это никак особо не вылилось в форме агрессивных действий.

— Предыдущая сессия явно вышла неоднозначной, — сквозь зубы сказал он.

Дальше разговор пошел примерно так:

Дэниел:
— Я делаю для вас все, что могу, но для вас это недостаточно хорошо!

— Ого, да вы злитесь! Вы не хотите больше со мной работать, — с изумлением сказала я вслух. Изумление шло от факта, что я впервые наблюдаю в нем живую, настоящую эмоцию. — А кто меня заверял, что справится с работой?

Дэниел:
— Я так уже не считаю. Я вам пришлю список терапевтов, к которым вы можете обратиться.

Я:
— Да валяйте. Я тоже делаю все, что могу. Я прихожу, не смотря на все триггеры. И это очень тяжело, но я это делаю. Я говорю о том, что со мной происходит. Вам же все поххуй!

Дэниел:
— Мне не похуй!

Я:
— А по виду не скажешь.

Дэниел:
— А дать понять, какой вам вид нужен, вы что, не можете?

Я:
— Да я это все время делаю. А вам в нужном виде прийти что, не судьба?

«Это не разговор терапевта и клиента. Это какой-то полный пиздец», — пронеслась у меня мысль на заднем плане.

В какой-то момент перепирательства зашли в тупик. Я сидела и молча на него смотрела. С ним по какой-то причине всегда было легко поддерживать беспрерывный зрительный контакт. Может, потому, что он пустая коробка, на пустую коробку легко смотреть. Нелегко, когда там кто-то настоящий шевелится. Мне, например, с любимой тер было сложо больше двух минут выдержать, я глаза отводила. Потому что не могла осилить столько тепла сразу. А с Дэниелом как-то была сессия, где мы добрых 35 минут сидели молча и просто смотрели друг на друга, и я при этом чувствовала себя очень спокойно и расслабленно. Не знаю, что он чувствовал, но не дергался, дышал ровно и периодически улыбался глазами (на очных сессиях мы всегда были в масках). Но такой была только одна сессия, в остальные мне было не до расслабона.

Так вот, я сидела, смотрела на него, решая в голове задачку: я готова уйти, но что-то крепко держит, и не пойму, что именно. Оглядываясь назад, меня останавливал ужас остаться один на один со своей развороченной травмой, и я продолжала цепляться за надежду, что это все можно в этой терапии починить.

Пока я решала этот вопрос, я поставила локоть на колено и подперла щеку рукой, в которой держала веревочку. Через пару минут Дэниел принял такую же позу.

Посидев так какое-то время, он подергал за веревочку, говоря в такт:
— Вы мне так нравитесь!

В английском это слово используется в очень широком смысле. От «мне этот человек нравится» до «я люблю пюрешку с сосисками» и «мой кот любит спать у меня в ногах». Я услышала Дэниела как «у меня есть желание с вами дальше работать».

— Да вы мне тоже, только у нас не выходит ни хуя, — ответила я.

Вот тут бы мне тряпкой бы и прилетело:
— Да насрать (шмяк!) какой (шмяк!) он (шмяк!) безграмотный (шмяк!) и непроработанный (шмяк!) дебил! Ты (шмяк!) ТЫ (шмяк!) знаешь, что происходящее (шмяк!) неправильно! Встань (шмяк!) и уходи (шмяк!) немеделенно! (шмяк, шмяк, шмяк!)

Дэниел после моих слов очень оживился.

— Я понял! Вам нужно чувствовать себя безопасно! Над этим мы и начнем работать, мы будем изучать, что дает вам ощущение безопасности.

И я осталась. Цикл пошел на новый круг. Никакого изучения, как вы уже поняли, на следующей сессии не произошло.

Один человек сказал:
— Слушай, у вас там проекции на переносе и контрпереносом погоняют. Все перепуталось в такой клубок, который уже хрен распутаешь.

Все так.

Где-то через неделю или две после сессии с бумажкой я зашла к приятелю ключи от его квартиры взять. Они с женой улетали в отпуск, я за его котами присматриваю. Он такой же травматик, как и я, только ему еще хуже досталось в жизни, и мы с ним друг друга хорошо в этом плане понимаем. Он спросил, почему на мне лица нет. Я сказала, что с сессии пришла. Он:

— Я от тебя про эту терапию ничего толком хорошего не слышал. Тебе там все хуже и хуже. Почему ты не уходишь?

Когда такой вопрос задают далекие от темы люди, он вызверяет. Они как бы говорят «встань да уйди, а раз сидишь терпишь, значит, тебе все нравится». Но этот человек в теме, он просто пытался меня понять.

— У меня есть эта дурацкая надежда, что все можно починить. Что вот еще немного, и все наладится.

— Как в цикле абьюза, да?

Тут-то у меня все и сощелкнулось. И я наконец-то вышла из транса.

— Да, — говорю.

На следующий день я написала Дэниелу, что не буду продолжать с ним терапию. Он ответил очень быстро. «Я понимаю ваше решение, ведь вам было так в терапии трудно». Предложил прийти на завершающую сессию или хотя бы сделать бесплатный телефонный звонок. Меня задело это скидывание трудностей терапии на одну меня и неприсвоение себе никакой ответственности. Но я сказала себе: мать, не ввязывайся в этот бой, ты ему ничего не объяснишь. Да, ты все еще хочешь до него что-то донести и достучаться. Ты только этим и занималась пять месяцев, и он тебя как не слышал, так и не слышит. И не услышит. Уходи и не оборачивайся.

Не смотря на то, что, технически говоря, ушла я, а не меня бросили (меня, собственно, никогда и не подбирали, если уж на то пошло), крыло меня крепко. Несколько недель. Я потеряла веру вообще во все, включая веру в себя. Но меня телесница на ноги поставила. Она на меня посмотрела и вместо обычного сеанса просто поговорила со мной. Она 40 лет работает с телом, и умеет его хорошо читать без слов. Я даже не упоминала Дэниела в разговоре, и говорили мы совсем о другом. Но этот сеанс меня вернул к жизни.

Я не знаю, почему Дэниел делал то, что делал. То ли ему кто-то очень нехороший говорил это делать. То ли его собственная отрицаемая травма вылезла и пришла в поле сеанса, и он не взял за нее ответственность. То ли он сидит на тяжелой наркоте, и у него вместо мозгов говно. Но если бы я могла поговорить с кем-то из его окружения, я бы ходела посидеть напротив его терапевтки и задать ей вопрос «Какого хрена?»:

— Какого хрена ты делаешь, пока твой клиент такое вытворяет, работая с живыми людьми, которые к нему приходят за помощью в состоянии уязвимости?!

И применила бы к ней ссаную тряпку.

Но я знаю ответ на этот свой вопрос. Ни хрена она не делает. Она точно такая же, как и он. Каждый клиент — это ходячий отзыв о качестве работы и состоянии психики своего терапевта. Терапевт не может довести клиента выше собственного уровня психического здоровья. И с ее точно такой же неграмотной и непроработанной точки зрения с ним все в порядке.

Где-то через пару недель я в англоязычном психотерапевтическом сообществе увидела пост девушки, которая жаловалась на проблемы с терапевтом. Описание поведения ее терапевта было один в один Дэниел, я даже подумала, что это он. По косвенным фактам поняла, что не он, а его копия. Их, таких, полно. Она со своим уже полтора года, и ей становится все хуже и хуже, ее психическое здоровье сыпется, и она на грани того, чтобы вернуться к селф-харму. Но при этом она настаивала, что ей нужно оставаться в этой терапии, потому что она работает над отношениями, а терапия — это отношения. Этот наведенный перерывистым подкреплением транс — это страшное дело.

Я заодно поняла, что грамотную терапию все-таки не пропьешь, не смотря ни на какие ретравматизации. Я знаю, какой должна быть терапия, я знаю, что на ней должно быть безопасно, и что тебя должны видеть и слышать. И я знаю, что я не никто, и мне хочется помогать. И благодаря этому я смогла себя вытащить из кошмара с Дэниелом меньше, чем за полгода.

Терапевт №3 сказал:
— Вы так долго оставались с Дэниелом, потому что у вас в прошлом был хороший опыт. И вы верили в терапию.

Ну дык я в нее и по-прежнему верю и всегда буду верить, потому что у меня была хорошая терапия, и я знаю, какой мощной может быть ее исцеляющая сила.